100 – летию со дня рождения академика Н.Н. Яненко
- Главная
- 18 января 2021
- Просмотров: 2366
Тематический час
«Я своими горжусь земляками. Академик Н.Н. Яненко»
Особую роль в духовно-нравственном воспитании подрастающего поколения играет изучение истории малой родины через призму судеб наших земляков, их трудового и ратного подвига. Изучая жизнь великих исторических деятелей, мы должны помнить, что рядом с нами жили и живут люди, из судеб которых складывается судьба Отечества.
Город Куйбышев и Куйбышевский район Новосибирской области «дали» нашей стране много выдающихся людей – деятелей науки, литературы и искусства… И это действительно так: какую бы страницу истории мы не открыли, везде есть следы наших земляков. Воспитание патриотизма и гражданственности на примере сопричастности к судьбе своей Родины через изучение жизни и деятельности выдающихся наших земляков – одна из основных задач Тематического часа «Я своими горжусь земляками. Академик Н.Н. Яненко».
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ЯНЕНКО (1921 – 1984):
выдающийся советский математик и механик,
Герой Социалистического труда,
трижды лауреат Государственной премии СССР
НЕСКОЛЬКО ВОСПОМИНАНИЙ О ДЕТСТВЕ Н. Н. ЯНЕНКО: на одной из улочек малого сибирского города, носившего тогда выразительное имя «Каинск», жила в 1918г. в доме своей тетки молодая вдова Наталья Борисовна Черненькая. Ее муж погиб в Первую мировую войну, оставив ее с тремя детьми без всякой поддержки. Вот и пришлось перебраться к тетке, где жили хоть и не сытно, но концы с концами сводили. Тетка сдавала флигель бухгалтеру Николаю Павловичу Яненко – человеку серьезному и по тем временам очень образованному. Он был русоволос, широкоплеч, носил бородку и усы, одевался в китель, не пил, не курил – словом, считался завидным женихом. Вскоре он и женился, по не на молоденькой девице с приданым, что было вполне возможно, а на бедной родственнице своей хозяйки, вдове Наталье.
Наталья Борисовна Черненькая, мать Н. Н. Яненко
Ее дети вспоминают: была она невысокой, скромной, с приветливым добрым нравом, очень работящая. Наверное, была и красивой, только не до красоты было в те трудные суровые времена, на которые целиком пришлась жизнь этой мужественной женщины. Отпраздновали скромную свадьбу, а вскоре нагрянула колчаковщина. Николай Павлович Яненко, член партии большевиков, выполнял поручения подполья – прятал оружие. Многое пришлось пережить семье Яненко в эти месяцы. Но Колчак в Сибири задержался недолго, кончилось страшное время, и жизнь потихоньку стала налаживаться. В феврале 1919г. у Натальи Борисовны родилась дочь Раиса, а 22 мая 1921г. – сын, названный Николаем.
Город Каинск (ныне г. Куйбышев Новосибирской области),
гдев 1921г. родился Н. Н. Яненко.
В 1923 г. семья перебралась в Новосибирск (в те годы его еще по старинке именовали Новониколаевском), отца перевели туда на работу в советские органы. Короткий период с 1923 по 1927 гг. – светлое время в жизни семьи. Николай Павлович имел хорошую должность, на работе его уважали, ценили, в доме был пусть скромный, но достаток: дети сыты, одеты, обуты. Старшие учились в школе, мать оставалась с малышами дома. Когда отец возвращался со службы, Петя, Рая и Коля-маленький выбегали его встречать. Он подхватывал на руки первого, кто добегал до него, и входил в большую светлую комнату, которую снимала семья в доме колбасника Монахова по ул. Ядринцовской.
Николай Павлович Яненко, отец Н. Н. Яненко
В 1927г. Николай Павлович Яненко был переведен на работу по коллективизации в г. Семипалатинск и вскоре умер там от тифа. Так из жизни Коли навсегда ушел человек, о котором он сохранил только смутные воспоминания – прикосновение отцовских усов и теплоту широких ладоней. Да еще достался ему в наследство отцовский облик – как две капли воды походил он на Николая Павловича – и та черточка в характере, которую потом, много лет спустя, он назвал «благородной упрямкой». Коля рос спокойным, даже тихим ребенком, но если уж заупрямится – нипочем его не угомонишь. Только теперь не перед кем было особенно показывать характер. Вместе с отцом ушла прежняя жизнь. От былого достатка не осталось следа. Все заботы о детях легли на плечи матери. Никто из них не мог еще пока стать опорой семьи. Мать взялась за самую тяжелую работу – стирала, мыла, убирала по чужим домам. За это платили где деньгами, где остатками еды. Кому-то, может быть, положение показалось бы беспросветным, по не ей, крестьянской дочери, привыкшей к тяготам и невзгодам, умевшей терпеливо сносить их.
Она, неграмотная, обладала природным светлым умом и понимала, в чем истинные ценности жизни. Сохранить семью. Поставить на ноги детей. Выучить их хорошей специальности, да были бы хорошими людьми – вот и все. Но требовалось на это напряжение всех ее сил, и она трудилась, не жалуясь, не унывая. Ее усилия не пропали даром. Пусть жизнь изменилась, но осталась жизнью семейной, совместной, общей и дружной.
Старший брат Шура, способный, толковый, любивший чтение, оставил мечты о высшем образовании и поступил учиться на бухгалтера. Второй брат, Петр, пошел в ФЗУ. Зина еще ходила в школу, а Рая приглядывала за Николаем. Целый день ждали мать, возвращавшуюся вечером усталой сверх меры, но все равно ласковой, доброй, заботливой. Она приносила еду, но самое главное – тепло и свет своей любви, и Коля, сильно скучавший и даже иногда плакавший без нее, прижимался к матери и засыпал спокойно. Он часто ждал ее на углу улицы Томской, на которую они переехали после смерти отца, и, завидев издалека, мчался ей навстречу босиком по пыли, по траве – тогда Новосибирск был еще тихим, провинциальным городом, с улицами хотя и широкими, но немощеными.
Коля очень любил мать, а его, самого младшего, любили все в семье. У них не было принято «разводить нежности», но помощь друг другу, взаимовыручка, поддержка – это разумелось само собой. Однако Коля был на особом счету в семье. Его рано проявившиеся способности к наукам были замечены всеми и, прежде всего, матерью. Может быть, уже тогда она решила про себя твердо и самоотверженно, что нужно выучить Колю, чего бы это ни стоило. Что станет он большим человеком – в этом она не сомневалась.
Осенью 1929г. Коля пошел в школу, чистенький и причесанный, но босиком. Так и бегал до холодов, пока Учком школы не выделил средства на покупку обуви ученику первого класса Николаю Яненко. Тот уже отлично зарекомендовал себя – был внимателен, сообразителен, старателен. Первый класс он окончил с похвальной грамотой. Это стало традицией: каждую весну Наталья Борисовна с волнением разглядывала плотный лист бумаги, на котором что-то было написано. Что ‒ этого она прочесть не могла, но понимала, что слова там хорошие, что все у Коли получается как нужно, как она мечтала.
Мальчик быстро взрослел. Уже во втором классе начал заниматься репетиторством, помогал отстающим одноклассникам. Некоторые из них были детьми состоятельных родителей, и за уроки он получал добрую порцию каши или кусок пирога, что было очень существенно, так как он мог поесть сам и даже кое-что отнести домой. Но самой главной наградой стали книги. Ему разрешали заглядывать на полки семейных библиотек и брать то, что понравилось, с собой. Вот где было блаженство ‒ вечером, переделав все дела, с ломтем черного хлеба и с интересной книгой сесть в теплый уголок и читать, позабыв все на свете.
Видимо, хорошие подбирались библиотеки у тогдашних жителей Новосибирска, потому что вскоре Коля основательно познакомился с русской классикой и с переводами иностранных писателей. Запоминал прочитанное почти дословно, переживал глубоко все перипетии событий, выпадавшие на долю героев. На почве увлечения книгами и началась его дружба с Левой Васильевым ‒ новеньким, пришедшим к ним из другой школы, тоже прекрасно учившимся и тоже запоем читавшим. Вспоминает Лев Иванович Васильев: «Мы часами ходили по тихим улицам Новосибирска и разговаривали о прочитанном. Выяснилось, что Коля лучше знаком с серьезной литературой ‒ он прочел уже очень много из Пушкина, Лермонтова, Гоголя, знал иностранных писателей, имена которых мне были еще неизвестны. Я же был в большей степени знаком с приключенческой литературой. Мы стали обмениваться не только мнениями о книгах, но и самими книгами. Коля начал зачитываться Купером, М. Ридом, Кервудом, Лондоном. Я же под несомненным его влиянием обратился к классике и основательно с ней познакомился. Меня удивило его отношение к прочитанному. Он читал очень быстро, но схватывал все до мелочей, а занимали его не только повороты сюжета, но и какие-то черты характера героев, которые воспринимались им очень живо. Например, мы долго обсуждали героическую личность Оцеолы, вождя семинолов, восхищались его мужеством и гордым презрением к опасности и к сильным коварным врагам».
Учебный год заканчивался, и дети, летом предоставленные самим себе, играли и бегали у реки, на чистых берегах. Обь была огромной, но спокойной, и можно было плескаться в воде у Затона. Там же, на мягкой траве, Коля и брат Петр пробовали силы в акробатике. Это увлечение появилось после посещения цирка. Ребята нанимались расклеивать афиши за контрамарку на галерку. Иногда удавалось пройти вдвоем, а то и втроем. В тесноте, замирая от восторга, следили они за смелыми прыжками и кульбитами ловких стройных людей. От бурных восторгов мальчишки быстро перешли к делу. Решили стать цирковыми артистами и начали тренироваться. Отработали стойки па руках, пробовали стойку и на одной руке, но однажды, когда перешли к сальто, Коля упал со всего размаху на траву. Ушибся он не сильно, но перепуганная соседка, с ужасом наблюдавшая каждое утро тренировки братьев Яненко, нажаловалась матери.
Наталье Борисовне удалось добиться прекращения этих опасных занятий. Наверное она пообещала, что если они не послушаются, то она не возьмет их в деревню, к дядям (за всю свою жизнь она никогда детей пальцем не тронула). Эти поездки были праздником для семьи. Братья матери, Филипп и Андриан, жили в селе Старочерново Кожевниковского района Томской области. Жила там и ее сестра, тетка Настасья. Из Новосибирска отправлялись на пароходе, потом приходилось изрядное количество верст пройти пешком, если не подворачивалась попутная подвода.
В Старочерново прежде всего было сытно. Хлеба вдоволь, а вечером тетки доили коров, и Коля вместе со своими малолетними родичами уже стоял наготове с кружкой. Такое удовольствие пить парное с шапкой пены молоко ‒ ему в городе не выпадало. Там и молока-то почти не видели. Но еще лучше было деревенское приволье. Коля с двоюродным братом Васей в компании других ребятишек облазили все окрестности. Кололи пятки о стерню, сбивали ноги в кедраче, который начинался сразу за деревней. Далеко не ходили ‒ боялись медведей. Да и дел хватало ‒ помочь теткам по хозяйству, прополоть огород, натаскать воды. Мать тоже времени не теряла ‒ работала с раннего утра в поле. Зато когда отправлялись домой, везли с собой мешок белой муки. Значит, зиму зимовать будет легче.
В городе начиналась своя жизнь, с каждым годом все интереснее. В пятом классе Коля вместе с Левой Васильевым увлеклись сборкой детекторного приемника. Все детали приходилось делать самим из раздобытых разными путями железок и проволочек. Корпус выпилили из фанеры. Возились долго, но какая была радость, когда сквозь хрип и треск прорвались спокойные слова: «Говорит Москва!» Соседи приходили слушать, что там передают из столицы. Коля с серьезным видом крутил ручки своего приемника. Вот... вот... сейчас... пожалуйста: «Московское время 15 часов!» Возможно, они бы продолжали радиолюбительские опыты, но легко увлекающийся Левка уже занялся другими крайне интересными делами: постройкой моделей планеров, потом верховой ездой...
Коля неодобрительно отнесся к этим занятиям: «Разбрасываешься!» Он становился все более сосредоточенным, читал уже очень серьезные книги. В разговоре с Васильевым пересказал ему биографию известного французского ученого: «Знаешь, он был академиком. Во Франции есть такие люди. Называются бессмертные. Я, Левка, точно знаю: вырасту и тоже стану академиком, только нашим». Ему было тогда 12 лет.
Братья уже работали: Шура ‒ в Торгово-промышленном банке, Петр ‒ сначала кочегаром, потом помощником машиниста. Жить становилось легче. Мать теперь работала уборщицей в школе ‒ той, где учился Коля, но еще брала стирку на дом. Левка, прибегая по вечерам к другу, видел густые клубы пара, вырывающиеся из форточки. В комнате тоже все было затянуто паром. Мать стояла, нагнувшись над корытом: «Ребятишки, воды бы мне!» Все, кто был дома, и охотно присоединявшийся к ним Левка, хватали ведра и бежали к колонке. Но выпадали и свободные вечера. Тогда братья Петр и Шура обычно играли в шахматы. Коля, сначала смотрел, затем стал проситься в партнеры. Шура играл очень хорошо, Петр ‒ только немногим хуже, и для начала Коле давали фору. Но очень быстро Петр заметил, что этого делать не следует, так как Коля выигрывает. Вскоре он стал выигрывать у Петра без форы, потом уже частенько бывало так, что Петр, самолюбиво относившийся к собственным успехам, посередине партии, чуя верный проигрыш, смешивал на доске фигуры: «Все, хватит, неправильно играешь!» Коля не обижался, весело хохотал. Он уже и у Шуры иногда выигрывал.
Со старшим братом сложились особые отношения. Он был красивый, спокойный, основательный. Мечтая о дальнейшем образовании, с получки частенько покупал серьезные научные книги. Как они потом пригодились Коле! Шура всегда с нежностью относился к младшему братишке и во многом заменил ему отца ‒ советом, поддержкой. Так же, как и мать, Шура твердо решил помочь Коле чем только можно, лишь бы он выучился, тем самым осуществив его, Александра, несбывшуюся мечту. А Коля давно уже сам помогал своей сестре Рае и ее подружке Тамаре Николаевой, которые учились в 8-м классе, готовить задания по математике. Пятиклассник Николай в два счета перещелкивал все их задачки и примеры, даже и повышенной трудности, и охотно объяснял девочкам особенности решения. Они посмеивались над его мальчишеской солидностью, но уважали. Уважали его и в классе. Это было особо прочное уважение ‒ не только за отличные отметки, но и за верность школьному товариществу.
Вспоминает Лев Иванович Васильев: «Мы были такими же проказниками, как все нормальные дети, т. е. озорничали, но без злобы и вредительства. Например, зимой, в жестокие морозы, мы все равно приходили в школу и ждали учителя ровно 5 мин, ни секунды больше. Потом быстро разбегались ‒ дескать, учитель не пришел, мы решили, что занятий не будет и пошли по домам. Домой, конечно, никто и не думал идти, все сначала отправлялись бродить по городу. Николай прогуливал наравне со всеми. Ходили на Сенную площадь (теперь там Оперный театр), смотрели на базарную толкучку, катались с горок, валялись в сугробах. Замерзшие, веселые шли к кому-нибудь греться. Обычно собирались там, у кого было просторней. Грелись у печки и говорили обо всем. В наших беседах к словам Коли особенно прислушивались. Летом же он был просто незаменим в наших футбольных матчах. Тут можно сказать про такую особенность: играли мы с невероятным азартом и, значит, разбивали свои ботинки в пух и прах. Ведь у всех нас была одна пара ботинок на все случаи жизни. Так вот, чтобы как-то сохранить ее, завели моду бить по мячу не носком ботинка, а внутренней или внешней стороной стопы, брать мяч на взъём ноги. Умение это делать считалось высшим классом, особым футбольным шиком».
Все-таки носки Колиных ботинок всегда были изрядно разбиты, приходилось их латать и перелатывать. Мать сетовала, отчитывала сына, но футбольная страсть поглотила Николая. В нем открылась новая черта ‒ неистовая азартность, с которой он вел игру и которой заражал других. Она осталась в нем навсегда, хотя и не видна была сразу в коренастом большеголовом подростке с конопушками на лице и сосредоточенным взглядом больших глаз. Да, он уже не мальчишка, 7-й класс он окончил с отличием, как всегда. За успешную учебу группа школьников Новосибирска была премирована поездкой в Москву, среди них и Николай Яненко.
Не найдется, наверное, таких слов, которыми можно было бы описать впечатления, произведенные столицей на сибирских ребят, которые в большинстве своем дальше Кривощеково не бывали. Все их поражало: и улицы, и дома, и мосты над рекой, и движение транспорта, казавшееся необычайно оживленным, и настоящий футбольный матч на настоящем стадионе.
Пройдут годы, и Николай Яненко, прошедший другую, суровую и трудную школу жизни, именуемую войной, молодым лейтенантом вновь приедет в Москву ‒ учиться. Он узнает и полюбит этот город, годы жизни в котором сыграют важную роль в его судьбе. Но все это будет потом, а пока осенью 1936г. он отправляется в 8-й класс 1-й образцовой железнодорожной школы города Новосибирска. Теперь семья Яненко живет неподалеку ‒ на Малой Железнодорожной, 8. Они переселились после сноса их прежнего жилья в маленький, барачного типа домишко, который предстояло еще подправлять. Но все-таки жизнь налаживается. Теперь работают все старшие. Мать может не надрываться больше над корытом, не мыть полы. Карточки отменили, с продуктами стало легче. На Колю Наталья Борисовна не нарадуется. Его успехи подтверждают правильность материнской догадки: из Коли выйдет толк, ему нужно учиться дальше. Да и кто может не понять этой необходимости, видя, как серьезно Коля занимается, как не тратит ни минуты впустую. Вот сестра Зина убежала по делам, оставив на Николая своих дочек-двойняшек: Валю и Галю. Он никогда не отказывается помочь: сажает малышек на колени, покачивает, подбрасывает их. Но сбоку, на столе, лежит книга, и он быстро пробегает по страницам глазами, не забывая крепко придерживать маленьких племянниц...
Вспоминает Рафаил Семенович Катаев, бывший одноклассник Николая Яненко: «Мы познакомились с Колей Яненко 1-го сентября 1936г. Сложилась дружная компания: Коля, Антон Лыткин, Саша Извеков и я. Мы и сели рядом: в правом ряду у стенки на двух первых партах. Впереди сидели Коля (слева) и Антон, за ними мы с Сашей. Этот порядок сохранился до окончания школы. Надо сразу сказать, что мы, все четверо, учились очень сильно. Вообще класс образовался незаурядный, у нас 10 человек окончили школу с медалями. И все-таки Коля выделялся и на этом фоне. Его способности в сочетании с редким трудолюбием сразу позволили занять ему особое место в классе. Но по натуре он был очень скромный, часто даже застенчивый, никогда уважительным отношением ребят не злоупотреблял и вообще как-то не акцентировал этот момент. Одевался он тоже более чем скромно: хлопчатобумажные блуза и брюки, все старенькое, но чистое.
Семейное положение у него было одним из самых нелегких. Однако он никогда не жаловался и тем более не ныл. Наоборот, в разговорах с товарищами подсмеивался над теми, кто разводил пессимистические настроения. Был у нас один такой парень, который постоянно высказывал недовольство то одним, то другим, скептически отзывался о многих вещах. Николай обычно обрывал его короткой репликой: «Ты, желчный человек, лучше не ворчи». Вообще мы тогда много спорили о соотношении пессимизма и оптимизма в жизни, и, конечно, сами были оптимистами. Этому способствовала не только наша молодость, полная сил и надежд, не только жизнь, разворачивающаяся вокруг нас, но и дух товарищества, царивший в школе. Причем эти слова полностью можно отнести и к нашим учителям. Нам везло ‒ у нас учителя были прекрасные люди и очень сильные педагоги. Мы их всех любили ‒ такие они были симпатичные, нужные нам. Учителя к ребятам относились очень дружески. Многими мы просто восхищались. Например, наш физик ‒ он хорошо знал свой предмет, излагал его очень интересно и умело. Кроме того, он здорово чертил на доске чертежи, мог идеально провести круг от руки, без циркуля, что особенно нравилось Коле. Кроме того, этот учитель проходил службу в армии на границе и в наших глазах был героем. Мы его часто окружали на переменах и слушали рассказы о воинской жизни. Я особенно любил физику, а Коля все-таки больше математику и литературу. Последний предмет у нас вел Апполинарий Петрович Титов по прозвищу Аппетит (от первых слогов имени, отчества и фамилии). Он был великолепный учитель, буквально завораживал, зачаровывал нас своими уроками. Одним из любимых его занятий был разбор лучших сочинений. Чаще многих в их числе назывались работы Коли Яненко, написанные крупным, прямым, очень четким почерком, они отличались оригинальностью мысли, умелым точным цитированием классиков ‒ Белинского, Добролюбова и других. Всегда он делал это по памяти и тем самым показывал свою эрудицию и начитанность. Всегда в его сочинениях была свежая идея, при этом отсутствовали штампы и не было и следа догматизма, начетничества. Он эти явления очень не любил, боролся с ними не только у себя, но и у других. Я потому все это так подробно описываю, что сам очень любил литературу, мечтал стать писателем. Коля тоже какое-то время делил главную любовь между литературой и математикой, хотя прекрасно занимался и по другим предметам. Историю он глубоко знал, отлично шел по немецкому языку. Его у нас прекрасно преподавала Ольга Николаевна Мыльникова. Она приучила нас учить наизусть стихи на немецком, и Коле это блестяще удавалось».
И все-таки предметом номер один для Николая Яненко постепенно и бесповоротно становилась математика. Ее вела Екатерина Васильевна Лазарева. Она же была классным руководителем. Приведем ее устные воспоминания, записанные в 1984 г., когда ей было 88 лет. «Я преподавала математику в классе, где учился Коля Яненко. Время было довоенное, жили проще, чем сейчас. Но и по тем временам Коленька одевался очень скромно. Ботинки всегда старенькие были, но хорошо начищенные. Чувствовалось, что достаток в семье был очень небольшой. Волосы у него почему-то никогда не лежали, а всегда стояли. Помню, я ему однажды на ухо шепчу, чтоб не смутить перед товарищами: „Коля! Не пора ли сходить в парикмахерскую?» Он: «Ой! Я все забываю!» Простой был, стеснительный, очень скромный. Все всегда знает, помнит. Кто-нибудь из ребят проводит политинформацию, он в конце поднимает руку: «Можно дополнить?» И дополнял очень интересными фактами. Коля был остроумный, интересный собеседник. Мы с ним были, как товарищи. Я вела у них в классе математический кружок. Коля часто сам придумывал задачи и давал мне их. А я найду интересную задачу ‒ даю ему. Любил заковыристые, трудные. На кружке рассказывал их решение ребятам. Самую тонкость в решении расскажет, а потом говорит: «Ну вы тут уже сами сообразите!». Ребята любили его, относились с уважением, дружили с ним».
Рафаил Семенович Катаев: «Я тоже был членом математического кружка. Помню, что Коля был занят изучением сложных проблем далеко за пределами школьной программы. Например, чертил номограммы. Кроме решения трудных задач, мы делали на математическом кружке доклады. Коля рассказывал о Ньютоне, Лейбнице, Эйлере, Гауссе и Лобачевском и сделал небольшое сообщение опять-таки о номограммах. Такая въедливость в изучении, цепкость мысли была ему свойственна. Начали мы также изучать дифференциальное и интегральное исчисление, занимались очень увлеченно, а Коля особенно. И все-таки он оставался нашим товарищем, понятным, близким.
Мы увлекались также и спортом. Коля в стороне оставлял всякие атлетические занятия, но зимой любил пробежаться на лыжах, а футбол был его страстью. Мы очень много играли. Он всегда был только нападающим. Он был очень азартный, подвижный, на большой скорости вел мяч, умело обводил ‒ удар ‒ гол! И как сейчас вижу его, возбужденного, торжествующего, с сияющим раскрасневшимся лицом и поднятой рукой, неторопливо пробегающего круг почета! В этом он был весь ‒ зажигался. Упорно шел к цели и умел радоваться, глубоко радоваться победе. Еще мы любили, отдыхая после многочасовой игры, разговаривать обо всем на свете. Колина эрудиция и начитанность были общепризнанными. Но мы тоже старались не отставать. Например, философию серьезно изучали еще в школе. Помню, что с Колей долгое время обсуждали положение Гегеля о развитии абсолютной идеи. Но знали и Аристотеля и других философов, не говоря уже о классиках марксизма. Что хочется отметить ‒ Коля говорил азартно, настойчиво доказывал свое, имел способность убеждать других в своей правоте. Особенно сильно на нас действовала его аргументация с привлечением первоисточников. У него была феноменальная память и он мог цитировать наизусть сколько угодно. Некоторые выражения из Ларошфуко он цитировал по-французски. Я, не зная языка, на слух запомнил их, как запоминают песенку. Помню и до сих пор. Может быть, его изумительная память объяснялась ‒ хотя бы отчасти ‒ тем, что он не курил, в отличие от большинства своих товарищей? О спиртном и разговору не было. Я думаю, что этот здоровый образ жизни в юные годы очень помог ему и тогда, и потом. Но изнеженности в нем никакой не замечалось. Он был худощавый, но коренастый, большелобый, большеглазый. У него была особенная улыбка ‒ нечастая, но какая-то очень светлая. Эта удивительная нежная улыбка так и осталась в моей памяти».
Рафаил Катаев, окончив школу с медалью и поступив, как и Николай Яненко, в Томский университет, но на геологический факультет, ушел добровольцем на фронт и после тяжелой контузии потерял зрение. Так что когда много лет спустя Николай Николаевич Яненко вернулся в Новосибирск жить и работать и стал разыскивать старых друзей, то Рафаил Семенович уже не мог увидеть его измененного временем облика. Николай Яненко навсегда остался в его памяти тем юношей, с которым они прошли три последних светлых школьных года. Александр Извеков, героически сражавшийся на море в годы войны, теперь капитан 1-го ранга, тоже приехал на эту встречу. Но Антона Лыткина, четвертого друга, не было с ними. Он, окончив школу с медалью и поступив в МВТ У им. Баумана, ушел в ополчение и погиб осенью 1941 г.
Екатерина Васильевна Лазарева тоже встречалась со своим учеником. «Когда Коля стал жить в Новосибирске, был уж с большим ученым, приезжал ко мне. Помогал в моем одиноком житейском быту. Однажды спросил, почему не телефона в квартире. Я и пожаловалась, что «уже четвертый год обещают, а все не проведут». Я забыла об этом разговоре, а тут вскоре пришли и провели телефон. В следующую нашу встречу он спросил: «Ну, как, Екатерина Васильевна, поставили вам телефон?»‒ Я говорю: «Поставили, Коленька». Смотрю, а глаза у него лукавые, лукавые. Догадалась, что он помог. На каждый праздник обязательно открытку присылал, подарки привозил. Замечательный он был, Коленька!»
К рассказу о детстве Николая Николаевича остается добавить немного. Долгое время все члены семьи Яненко помогали своему Коле как и чем могли. Но когда он достиг всего, о чем они мечтали и на что надеялись для него, и добился еще гораздо большего ‒ он не забыл своего долга перед родными и близкими. Помогал всем братьям, сестрам, племянникам, племянницам и их детям, радовался встречам с ними, принимал их всегда, как самых желанных гостей. Навестить любимую сестру Раю, сыграть партию в шахматы с братом Петром, поздравить с днем рождения старшую сестру Зину ‒ все это было возвращением в далекие годы, где он получил столь многое для будущей нелегкой жизни.
Да, он жил голодно и скудно, но в атмосфере любви большой дружной семьи, с ее простыми искренними радостями. Он рано научился не только преодолевать трудности, но и не сосредоточивать на них излишнего внимания, имея перед собой высокие цели, поставленные еще в юности. Он получил в наследство от предков-сибиряков огромный запас физических и нравственных сил, без которых невозможно было бы продвижение к этим целям. И наконец, в кругу книг, сверстников, учителей он приобрел тот духовный и интеллектуальный потенциал, который обеспечил в дальнейшем полную реализацию его творческих способностей…
(Подготовлено из личного архива Н.Н. Яненко
основного фонда МКУК «Музейный комплекс).
Продолжение следует.
Город, в котором взрослел Н.Н. Яненко:
Новосибирск. 1930-е гг.
https://www.youtube.com/watch?v=t6EKIcpIfgM
Экскурсия по экспозиции НГКМ
«Ново-Николаевск – Новосибирск. 1893−1926»
https://www.youtube.com/watch?v=5Ple9eA3Qk4
Подбор материала – И.Н. Гайер,
начальник научно-просветительного отдела